Толик пошёл курить, а я стал оглядывать девочек нашего класса, мысленно выбирая с кем из них я бы занялся этим самым...
Мне нравилась Наташка Маракина, с который мы учились ещё в 5-м классе школы №623, что на Симоновском валу. Симпатичная, но вот грудь подкачала. Мы с ней были дружны и даже одно время сидели на одной парте.
Мне нравилась Наташка Маракина, с который мы учились ещё в 5-м классе школы №623, что на Симоновском валу. Симпатичная, но вот грудь подкачала. Мы с ней были дружны и даже одно время сидели на одной парте.
Её форменное школьное платье было выше колен, открывая ножки в капроновых чулках. Она ходила только в капроне, и даже зимой. Когда она резко поворачивалась, то платье её приподнималось, но я никогда не мог увидеть ни её резинок, ни трусиков. Ведь колготок тогда не было.
Все мальчики живо интересовались тем, что было под платьями девочек.
Например, мой одноклассник Серёга Акинчиц любил наблюдать за девочками, поднимающимися по лестнице.
Поскольку платьица у всех были коротенькие, то он, занимая позицию на нижней ступеньке, даже ложился на пролёт лестницы, и, опираясь на руки, старался заглянуть под подол платьев. Но девки это быстро просекли и стали подниматься, прижимаясь к стене, а папкой(а тогда все носили коричневые папки) прижимали юбку к ногам. Не давая ей топорщиться.
Сергей проводил и такой эксперимент.
У нас была учительница истории, которая делала большие шаги. Иногда она останавливалась у какой-нибудь парты, далеко выставив вперёд одну ногу. Если это было рядом с ним, Акинчиц клал маленькое круглое зеркальце на шнуровку кЕда(тогда вся ребятня ходила в этой резиновой обуви), засовывая его чуть-чуть под шнурок, чтобы не упало, и выдвигал вперёд свою левую ногу между ног учительницы, пытаясь поймать отражение. Операция была очень рискованная, но у него всё получалось, хотя, конечно, он ничего увидеть не мог. Я сидел в соседнем ряду и кусал палец, чтобы не заржать в полный голос. Он успевал убрать свою ногу, когда чувствовал, что историчка сейчас сделает шаг. Потом на перемене он хвалился, что разглядел всё.
Но вернусь к Маракиной.
Наташа увлекалась фотографией. В 5 классе у ней была простенькая пластмассовая «Смена», а в седьмом родители купили ей довольно дорогой аппарат «Зоркий-10» с автоматическими установками «выдержки» и «расстояния» до объекта съёмки. Чудо тогдашней советской техники. Когда класс ходил на какие-нибудь экскурсии или проводил время на природе на так называемых «Днях здоровья», она постоянно делала снимки, но никогда не почему-то не показывала фотографии. Может у ней ничего не получалось, не знаю.
Я пытался с ней, как тогда говорили, «заигрывать». И один раз на школьном вечере, когда были танцы, прижал её поплотнее к себе, чтобы она почувствовала мою упругую плоть. Мои руки были у ней на талии, и я сделал движение рукой, якобы почесать нос, «случайно» задев её грудь. Больше она со мной не танцевала. Но мы остались добрыми товарищами. А Танька Петрова как-то сказала мне, что слышала в туалете, как Наташка говорила своей подруге Вальке Шатиловой, с которой они жили в одном доме, что у ней с Крестовым «шуры-муры». Я был польщён, но не стал ничего предпринимать. К этому моменту я увлёкся Таней Никитиной, тоненькой как тростиночка черноволосой девочкой, но обладавшей приличым бюстом.
Таня приняла ухаживания, мы даже несколько раз погуляли по улице. Но мои попытки перейти к «обжиманцам», не нашли ответа с её стороны. Девочки тогда были очень целомудренны.
Осталась одна надежда на Толика Енакаева, обещавшего острые ощущения.
(Продолжение следует)
Все мальчики живо интересовались тем, что было под платьями девочек.
Например, мой одноклассник Серёга Акинчиц любил наблюдать за девочками, поднимающимися по лестнице.
Поскольку платьица у всех были коротенькие, то он, занимая позицию на нижней ступеньке, даже ложился на пролёт лестницы, и, опираясь на руки, старался заглянуть под подол платьев. Но девки это быстро просекли и стали подниматься, прижимаясь к стене, а папкой(а тогда все носили коричневые папки) прижимали юбку к ногам. Не давая ей топорщиться.
Сергей проводил и такой эксперимент.
У нас была учительница истории, которая делала большие шаги. Иногда она останавливалась у какой-нибудь парты, далеко выставив вперёд одну ногу. Если это было рядом с ним, Акинчиц клал маленькое круглое зеркальце на шнуровку кЕда(тогда вся ребятня ходила в этой резиновой обуви), засовывая его чуть-чуть под шнурок, чтобы не упало, и выдвигал вперёд свою левую ногу между ног учительницы, пытаясь поймать отражение. Операция была очень рискованная, но у него всё получалось, хотя, конечно, он ничего увидеть не мог. Я сидел в соседнем ряду и кусал палец, чтобы не заржать в полный голос. Он успевал убрать свою ногу, когда чувствовал, что историчка сейчас сделает шаг. Потом на перемене он хвалился, что разглядел всё.
Но вернусь к Маракиной.
Наташа увлекалась фотографией. В 5 классе у ней была простенькая пластмассовая «Смена», а в седьмом родители купили ей довольно дорогой аппарат «Зоркий-10» с автоматическими установками «выдержки» и «расстояния» до объекта съёмки. Чудо тогдашней советской техники. Когда класс ходил на какие-нибудь экскурсии или проводил время на природе на так называемых «Днях здоровья», она постоянно делала снимки, но никогда не почему-то не показывала фотографии. Может у ней ничего не получалось, не знаю.
Я пытался с ней, как тогда говорили, «заигрывать». И один раз на школьном вечере, когда были танцы, прижал её поплотнее к себе, чтобы она почувствовала мою упругую плоть. Мои руки были у ней на талии, и я сделал движение рукой, якобы почесать нос, «случайно» задев её грудь. Больше она со мной не танцевала. Но мы остались добрыми товарищами. А Танька Петрова как-то сказала мне, что слышала в туалете, как Наташка говорила своей подруге Вальке Шатиловой, с которой они жили в одном доме, что у ней с Крестовым «шуры-муры». Я был польщён, но не стал ничего предпринимать. К этому моменту я увлёкся Таней Никитиной, тоненькой как тростиночка черноволосой девочкой, но обладавшей приличым бюстом.
Таня приняла ухаживания, мы даже несколько раз погуляли по улице. Но мои попытки перейти к «обжиманцам», не нашли ответа с её стороны. Девочки тогда были очень целомудренны.
Осталась одна надежда на Толика Енакаева, обещавшего острые ощущения.
(Продолжение следует)
НЕМОГУМОЛЧАТЬ