- Ладно, - сказал Валентин, повернувшись к старой даме, когда все отсмеялись.- Вы полностью правы. Милые девушки мне очень нравятся. Но я не покушаюсь на их честь. Да и условия отсутствуют...
- А у их нет этой, чести, - повернулась женщина. - А условия у вас есть, да хоть в тамбуре.
И опять засмеялись все, включая старую даму. Это явилось поводом к примирению.
- Простите, а как вас зовут? - спросил Удачин у старой дамы.
- Анна Ивановна, - ответила та ужЕ не агрессивно.
- «АннаВанна, наш отряд, хочет видеть поросят. Мы их не обидим, поглядим и выйдем,»-процитировал Валентин стихотворение детского поэта, расстрелянного Сталиным по обвинению в сионистском заговоре.
- Это что за стихи? - спросила Анна Ивановна.
- Был такой детский советский еврейский поэт Лев Моисеевич Квитко.
- Понятно, - перебила его Анна Ивановна, - я их не люблю. Евреев.
- А почему? - спросил Валентин.
- Умные очень, - ответила та, - и хитрые. Вернее, хитрожопые.
Девочки не принимали участия в разговоре. Они с удовольствием доедали икру и паштет.
- Анна Ивановна, - начал Валентин, - но ведь большинство советских песен, стихов и прозы написано нашими гражданами еврейской национальности. А сколько учёных, великих спортсменов...
Но она опять перебила его:
- Ладно. Любишь, люби. И давай закончим эту тему.
- Да, давайте закончим, - сказала Мила.
- Поговорим о чём-нибудь другом, - добавила Катя.
- Хорошо, девочки. Но сначала я пойду покурю, - проговорил Удачин, доставая из сумки красную пачку «Marlboro.
Целый блок сигарет достался ему после переговоров с финской компанией, которая показывала своё светотехническое оборудование в одном из демонстрационных залов Разноэкспорта.
После показа была грандиозная пьянка. Вот уж он попробовал и настоящий джин с тоником, и виски, который финны называли «скотчем». И кучу всякой снеди, разложенной на столах. Разливали спиртное и накрывали столы советские мужики из внешторговской обслуги. По всей видимости негласные агенты «конторы глубокого бурения». Уж очень они внимательно прислушивались к словам советских граждан. Поэтому Валентин молчал, а только пил и ел.
На отдельном столике финны выложили красные пачки сигарет с ковбоем на упаковке. И все, курящие и некурящие брали по пачке. Финны достали ещё, чтобы хватило всем. Только тогда наши люди успокоились.
А когда мероприятие закончилось, и все с пьяным галдежом повалили домой из этого одноэтажного здания, Удачин увидел целый нераспечатанный блок сигарет, лежащей на тумбочке при выходе. И он совершил аморальный поступок. Просто взял сигареты и положил их в свой портфель, где лежали буклеты и проспекты. И самое главное, он не испытывал никаких угрызений совести.
Девочки, увидев американские сигареты, посмотрели друг на друга, и заявили, что тоже пойдут курить.
- Ну вы совсем отОрвы, - тут же вступила Анна Ивановна, - и пьёте и курите. Чего уж тогда про другое говорить.
Девочки выскочили из купе, Валентин пошёл следом.
- Погодь, - остановила его Анна Ивановна, - я чувствую девки тебе «дадут» за милую душу за твою выпивку и курево иностранное. Но не пара ты им. На тринадцать лет старше. У меня младшие дочки им ровесницы. Не обольщай их, ладно.
От такого откровения, Удачин сразу как-то протрезвел, хотя от пары рюмок ликёра он и не был пьяным. И сразу его мысли о желании «порезвиться» с девицами, стали ему постыдны. Хотя он, конечно, строил планы, как соблазнить Милу. Уж очень она ему нравилась. А не получилось бы с ней, занялся бы Катей. Но теперь, после слов «АнныВанны» про дочерей, ему стало не по себе.
- Ладно. - ответил он. - Есть не обольщать девиц. А если сами попросят?
Но женщина ничего не ответила, а отвернулась к стене. А он, взяв початую бутылку, пошёл за попутчицами.
Когда Валентин вошёл в тамбур, девицы шептались. Но, увидев Удачина, смолкли.
- А можно мы будем называть вас Валей? - спросила Катя.
- Конечно. - ответил он. - И давайте на «ты». Я ещё не старый.
- Валя, угости нас сигаретами, - попросила Мила, - мы такие курили один раз в жизни.
- Конечно, - он протянул пачку, из которой девушки осторожно вытянули по сигаретке.
Валентин щёлкнул зажигалкой, которую носил в самом маленьком кармашке джинсов. Все закурили.
- А по глотку ликёра прямо из «горлА», - предложил Удачин, и сделал глоток.
И вдруг Мила взяла у него бутылку и сделала тоже самое. А затем и Катя, выхватив флягу у подруги.
Тем и хорош ликёр, что его можно рить, не закусывая.
- А поцеловаться, слабО,- пошутил он.
Мила, выпустив струю дыма, своими губами захватила его верхнюю губу. А затем, отпустив её, сунула свой язык ему в рот. Её губы и язык были сладки и нежны, отчего всё в нём напряглось.
«Профи,»- подумал Валентин. Но и Катя не отставала. Она втянула его рот в свой, и долго не отпускала.
«Да, - подумал Удачин, - я совсем не знаю современную молодёжь». Если он и имел связи на стороне, то с ровесницами, или тётками, которые были старше.
«Зря я дал слово АннеВанне не приставать к девушкам, когда они сами пристают»,- пронеслись мысли в его голове.
Но в это время стала открываться дверь в межвагонном переходе, и они приняли пристойный вид пассажиров, курящих в тамбуре.
И опять засмеялись все, включая старую даму. Это явилось поводом к примирению.
- Простите, а как вас зовут? - спросил Удачин у старой дамы.
- Анна Ивановна, - ответила та ужЕ не агрессивно.
- «АннаВанна, наш отряд, хочет видеть поросят. Мы их не обидим, поглядим и выйдем,»-процитировал Валентин стихотворение детского поэта, расстрелянного Сталиным по обвинению в сионистском заговоре.
- Это что за стихи? - спросила Анна Ивановна.
- Был такой детский советский еврейский поэт Лев Моисеевич Квитко.
- Понятно, - перебила его Анна Ивановна, - я их не люблю. Евреев.
- А почему? - спросил Валентин.
- Умные очень, - ответила та, - и хитрые. Вернее, хитрожопые.
Девочки не принимали участия в разговоре. Они с удовольствием доедали икру и паштет.
- Анна Ивановна, - начал Валентин, - но ведь большинство советских песен, стихов и прозы написано нашими гражданами еврейской национальности. А сколько учёных, великих спортсменов...
Но она опять перебила его:
- Ладно. Любишь, люби. И давай закончим эту тему.
- Да, давайте закончим, - сказала Мила.
- Поговорим о чём-нибудь другом, - добавила Катя.
- Хорошо, девочки. Но сначала я пойду покурю, - проговорил Удачин, доставая из сумки красную пачку «Marlboro.
Целый блок сигарет достался ему после переговоров с финской компанией, которая показывала своё светотехническое оборудование в одном из демонстрационных залов Разноэкспорта.
После показа была грандиозная пьянка. Вот уж он попробовал и настоящий джин с тоником, и виски, который финны называли «скотчем». И кучу всякой снеди, разложенной на столах. Разливали спиртное и накрывали столы советские мужики из внешторговской обслуги. По всей видимости негласные агенты «конторы глубокого бурения». Уж очень они внимательно прислушивались к словам советских граждан. Поэтому Валентин молчал, а только пил и ел.
На отдельном столике финны выложили красные пачки сигарет с ковбоем на упаковке. И все, курящие и некурящие брали по пачке. Финны достали ещё, чтобы хватило всем. Только тогда наши люди успокоились.
А когда мероприятие закончилось, и все с пьяным галдежом повалили домой из этого одноэтажного здания, Удачин увидел целый нераспечатанный блок сигарет, лежащей на тумбочке при выходе. И он совершил аморальный поступок. Просто взял сигареты и положил их в свой портфель, где лежали буклеты и проспекты. И самое главное, он не испытывал никаких угрызений совести.
Девочки, увидев американские сигареты, посмотрели друг на друга, и заявили, что тоже пойдут курить.
- Ну вы совсем отОрвы, - тут же вступила Анна Ивановна, - и пьёте и курите. Чего уж тогда про другое говорить.
Девочки выскочили из купе, Валентин пошёл следом.
- Погодь, - остановила его Анна Ивановна, - я чувствую девки тебе «дадут» за милую душу за твою выпивку и курево иностранное. Но не пара ты им. На тринадцать лет старше. У меня младшие дочки им ровесницы. Не обольщай их, ладно.
От такого откровения, Удачин сразу как-то протрезвел, хотя от пары рюмок ликёра он и не был пьяным. И сразу его мысли о желании «порезвиться» с девицами, стали ему постыдны. Хотя он, конечно, строил планы, как соблазнить Милу. Уж очень она ему нравилась. А не получилось бы с ней, занялся бы Катей. Но теперь, после слов «АнныВанны» про дочерей, ему стало не по себе.
- Ладно. - ответил он. - Есть не обольщать девиц. А если сами попросят?
Но женщина ничего не ответила, а отвернулась к стене. А он, взяв початую бутылку, пошёл за попутчицами.
Когда Валентин вошёл в тамбур, девицы шептались. Но, увидев Удачина, смолкли.
- А можно мы будем называть вас Валей? - спросила Катя.
- Конечно. - ответил он. - И давайте на «ты». Я ещё не старый.
- Валя, угости нас сигаретами, - попросила Мила, - мы такие курили один раз в жизни.
- Конечно, - он протянул пачку, из которой девушки осторожно вытянули по сигаретке.
Валентин щёлкнул зажигалкой, которую носил в самом маленьком кармашке джинсов. Все закурили.
- А по глотку ликёра прямо из «горлА», - предложил Удачин, и сделал глоток.
И вдруг Мила взяла у него бутылку и сделала тоже самое. А затем и Катя, выхватив флягу у подруги.
Тем и хорош ликёр, что его можно рить, не закусывая.
- А поцеловаться, слабО,- пошутил он.
Мила, выпустив струю дыма, своими губами захватила его верхнюю губу. А затем, отпустив её, сунула свой язык ему в рот. Её губы и язык были сладки и нежны, отчего всё в нём напряглось.
«Профи,»- подумал Валентин. Но и Катя не отставала. Она втянула его рот в свой, и долго не отпускала.
«Да, - подумал Удачин, - я совсем не знаю современную молодёжь». Если он и имел связи на стороне, то с ровесницами, или тётками, которые были старше.
«Зря я дал слово АннеВанне не приставать к девушкам, когда они сами пристают»,- пронеслись мысли в его голове.
Но в это время стала открываться дверь в межвагонном переходе, и они приняли пристойный вид пассажиров, курящих в тамбуре.
НЕМОГУМОЛЧАТЬ