Рейтинг:  0 / 5

Звезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активна
 
Он провёл ладонью по лицу, как бы пытаясь стереть воспоминания.
«Чой-то ты? – спросил «внутренний голос». – Тебе неприятны воспоминания о том смертоубийстве»?
«Да нет, в старости все воспоминания приятны».
«Ну, а чем там дело кончилось? – не унимался тот. – Нашли убИвца?»
«Всему своё время».

Он подошёл к дому купца Виноградова. Сейчас там находилась какие-то офисы, и висела табличка, что дом признан объектом культурного наследия.
«Этот дом под №14, а твой №13?» - спросил «внутренний голос».
«Да. Дома стояли двор в двор. Выходя из моего двора по прямой, не сворачивая, пересечёшь мостовую, и сразу - «Виноградовка».

...-Виноградовка, - сказала бабушка, разливая чай. – У нас все дворы называются по фамилиям проживающих. «Козловка», например.
-А вот и нет, - возразил Алик, - двор, в котором мы катаемся на санках с горы, все называют «дом пять».
Бабушка промолчал, и тут вопрос задал дед:
-Николай завтра в гости придёт, так ты пригласи Турунтаева. Они с детства дружили.
-Хорошо, - ответила бабушка.
-Ура, - закричал внук, - дядя Коля придёт...

Он вошёл во двор Виноградовки. Вот в этом доме жил друг детства его дяди Коли. Именно по его совету он поступил в Московский горный институт, что изменило его жизнь так же, как изменила жизнь одного ленинградского пацана, посмотревшему фильм «Щит и Меч» о разведчике Йоганне Вайсе.
...-Вам ещё чайку налить, Пётр Петрович? - обратилась бабушка к гостю.

Дядя Коля с семьёй давно ушли, а Турунтаев в чёрном мундире горного инженера, всё ещё сидел.
-Спасибо, Анна Максимовна, - ответил гость. – Чай не водка, много не выпьешь.
-Так давайте ещё водочки, - предложила бабушка.

Она поднялась из-за стола и достала из буфета непочатую бутылку «Столичной», горлышко которой было запечатано белым сургучом. «Белая головка», как её называли в народе, считалась элитной водкой. Её пили по праздникам, а по будням пили «Московскую», запечатанную коричневым сургучом. «Столичная», на белой этикетке которой была изображена почем –то гостиница «Москва», стоила в дореформенных деньгах – 31 рубль 20 копеек, а «Московская» - 28 рублей 70 копеек. Разница в 3 рубля 50 копеек считалась очень ощутимой, наверно потому, что в рабочей столовой на эти деньги можно было полноценно пообедать.
-Коля, - обратилась она к деду, - куда штопор положил?
-Мы без штопора, - сказал Пётр Петрович, взяв у бабушки бутылку.

Он ловко выбил пробку ударом ладони правой руки. Они с дедом выпили. Турунтаев достал из кармана зелёную пачку папирос «Герцеговина Флор».
-Сталинские куришь, Петя, - сказал дед.
-Зарплата позволяет, - ответил тот. – Прошу, Николай Михайлович.

Мужчины закурили.
-Я ведь закончил Московскую горную академию им. Сталина, - выпустив струю дыма, продолжил гость. – И знаете, с кем я учился в одной группе?

Хозяева не ответили.
-С писателем Александром Фадеевым. У него ведь двойная фамилия – БулЫга-Фадеев. Но тогда его все называли Булыга.

Он задумался, будто вспоминая, затем продолжил:
-Мы занимаемся на семинаре, готовимся к экзаменам в библиотеке, а он с толстой тетрадочкой, и всё пишет.

Пётр Петрович сделал паузу и яростно затянулся. Было даже слышно, как в папиросе затрещал табак, пожираемый огнём.
-Булыга, что ты всё пишешь? – спрашивали мы его. – Экзамены завалишь. А он только улыбался в ответ. Через какое-то время он бросил учёбу и издал книгу. Это был роман «Последний из Удэге». Вот её он и писАл.

Они выпили с дедом ещё по рюмашке.

Потом он обратился ко мне:
-Кончишь школу, поступай в горный институт. Не пожалеешь...

И он не пожалел. Там и учиться было легко и стипедия была в два раза больше, чем в другом ВУЗе.

(Продолжение следует)