Игорь шёл от метро к отдельно стоящему зданию, где находились технические службы онкоцентра, на местном сленге, - "бараку". А мимо него проходили счастливые сотрудники, закончившие рабочую неделю. Маленькими группами. Мужики с мужиками, женщины с женщинами. Смешанных компаний не было. Все предвкушали двухдневный отдых. Смеялись и разговаривали.
Он по крылечку поднялся к боковому входу, вошёл в здание, и направился к заветной комнате. Постучал для приличия.
-Да-да, - послышался чудесный голос, - открыто.
С замиранием сердца, поглубже вздохнув, он открыл дверь и вошёл.
Ира сидела за столом и что-то писала.
А он то думал, что она вскочит и бросится навстречу.
- Игорёк, присядь, сейчас я закончу отчёт и отнесу начальнику, он ждёт, - скороговоркой выпалила она.
- Здравствуй, Ира, - сказал он, направляясь к ней, в надежде поцеловать.
Но она сделала предостерегающий жест рукой.
- Игорёк, подожди. Присядь, я тебя умоляю, - не отрываясь от бумаг произнесла она.
Не фига себе, подумал Игорь. Как она меня осаживает. Сораокалетнего мужика как мальчонку.
- Я пойду в туалет, - сказал он, - ладно.
- Да, конечно. Возьми мыльницу с мылом и полотенце.
Всё это говорилось без отрыва от бумаг и без поднятия головы на собеседника.
В большой комнате мужского туалета никого не было. Он зашёл в кабинку по малой нужде и закрыл дверцу: никогда не любил писсуаров. Выйдя, огляделся, и решил проделать гигиеническую процедуру, на "всякий пожарный". Для чего подошёл к раковине и включил воду. И только закончил омовение и застегнул молнию на джинсах, в сортир ввалилась "тёплая" компания местных мужиков из трёх человек. Они, видимо, приняли на грудь, а теперь направлялись домой к жёнам и детям, чтобы провести выходные в семейном кругу. Потому что у каждого на плече была сумка, вошедшая в обиход девяностых вместо портфелей. Мутными глазами они посмотрели на Игоря, и подошли к писсуарам. Раздались возгласы, что на дорожку обязательно надо "отлить".
Игорь вышел из санузла и пошёл в комнату. Иры не было. Вероятно она ушла к начальнику. Он повесил полотенце, положил мыльницу, и сел за свободный стол. Взял лежащую ручку и листочек бумаги. И тут же стихи сложились в его голове. Признание в любви к этой рыжей женщине.
Хотя почему любви, размышлял он, ещё нет никакой любви, ещё ничего нет, а только облом. Но рука уже начала выводить строчки. Минут пять он писАл, потом перписывал на новом листочке, а Иры всё не было. Часы показывали 16-30.
Чёрт, что она так долго, опять подумал он, и начал читать свой стишок вслух, с выражением, выверяя интонацию:
Рыжая девочка, сладкая очень.
Я помню всегда, что ты чья-то дочка,
Что ты, чья-то мама, и чья-то жена.
Что встреча случайна, а связь не прочнА.
И всё же, хоть это и очень порочно,
Люблю тебя, сладкая девочка, очень.
- Игоряша, какое прекрасное стихотворение, ты - настоящий поэт. А я и не знала.
Это была Ира. Занятый своими мыслями и написанием виршей, он даже не услышал, как она вошла.
- Тебе понравилось? - поинтересовался он.
- Ты ещё спрашиваешь. Отдай его мне, я его буду читать постоянно. Мне писАли стихи мужики, но чтобы так...
- Ирина Валентиновна, выучите этот "стиш" наизусть, а листочек сожгите, чтобы не было улик.
- Я так и сделаю, - ответила она и пошла запирать дверь.
Потом приблизилась к нему, обняла и нежно-нежно втянула его губы в свой рот. Игорь так целоваться не умел. И вообще он не особенно любил поцелуи, а сразу переходил к главному. Но здесь он был в её власти. Она его гипнотизировала: и голосом, и взглядом, и поцелуями.
А он вдруг заговорил стихами. Строчками Есенина. Оторвавшись на минуту от её "медовых уст", как писАлось в русских сказках, продекламировал:
- Ты сказала, что СаАди целовал лишь только в грудь.
- Подожди ты, бога ради, научусь когда-нибудь, - закончила своим чарующим голосом.
И стала растёгивать свою тонкую белую кофточку, под которой ничего не было.
- Учись! - приказала она
(Продолжение следует)
НЕМОГУМОЛЧАТЬ